Архимандрит Платон (Игумнов): «Священник должен появляться там, где его ждут. Кто такой священник
Какие мифы существуют о священниках и насколько они соотвествуют реальности? На вопросы корреспондентов "Нескучного сада" ответили сами священники.
Священник все время отдыхает?
«Рабочий день священника - два часа служба утром и два вечером, а во многих храмах, особенно сельских, службы вообще только в выходные дни, а в остальное время непонятно, что батюшки делают. Разве это работа?» - с таким рассуждением встречаешься нередко.
Отвечает священник Сергий ПАШКОВ , настоятель Богоявленского храма села Быки Курчатовского района Курской области, руководитель секции дзюдо для детей и подростков в деревне Макаровка Курчатовского района:
Честно говоря, я такое мнение последний раз слышал в советское время, когда в школе учился. Нас учили, что в церковь ходят только темные старушки, а все священники - дармоеды. С тех пор как 14 лет назад сам стал священником, такого не слышал. Наоборот, люди часто отмечают тяжесть священнического служения и говорят, что сами ни за какие деньги на него не согласятся. Я предлагал некоторым благочестивым прихожанам подумать о священстве (одному тяжело все-таки), но они отвечали: нам бы свои кресты донести, а священнические точно не поднять. Действительно, тяжелое служение.
Службы у нас совершаются реже, чем в большом городском храме, но все равно 110-115 дней в году я служу литургию (специально считал как-то). И служу один, без диакона. Кроме того, регулярно хожу на требы, а это миссионерская работа. На крещении, венчании, освящении квартиры, дома, погребении обязательно говорю проповедь. А к этому же подготовиться надо. Ежедневно читаю Писание, святых отцов. Чтобы нести людям Слово Божие, священник должен сам жить по этому Слову, в том числе и повышать свое религиозное образование.
Можно на примере посмотреть, как выглядит «короткий» рабочий день священника: накануне воскресных и праздничных дней я служу всенощную, начинается она в 17.30, идет примерно два с половиной часа. После всенощной - исповедь, исповедовать в обычные воскресные дни приходится 20-30 человек, а перед великими праздниками - до 100. Это около двух часов занимает. Вечером еще надо подготовиться к завтрашней проповеди, Евангелие почитать, Псалтырь, свое молитвенное правило. На это уходит примерно полтора часа. Утром часы начинаются без двадцати восемь, в начале девятого - литургия. После литургии около получаса служу молебен, а если водосвятный - минут 50. Если в этот день празднуется память особо чтимых на Руси святых или Богородичных икон, на молебне читаю акафист, и тогда молебен длится около часа. Закончив молебен, служу литию. Это минут 10. Дальше - требы. Часто приходится ездить в соседние деревни на отпевание. Обычно километров 20-25 в один конец, но есть деревни и в 40 километрах от нашего села. Отпеваю обычно на дому около часа. Кроме служб и треб у многих священников есть свое социальное или общественное служение. Три раза в неделю я занимаюсь с ребятами дзюдо, после двухчасовой тренировки провожу беседы. Также регулярно беседую с людьми, которые хотят крестить своих детей, - и с родителями, и с крестными. У меня три требования: чтобы они хотя бы что-то узнали о православной вере и были готовы раз в месяц причащать своих детей и хотя бы четыре раза в год причащаться сами. Такие беседы иногда затягиваются на несколько часов.
Кроме того, я каждую неделю посещаю колонию-поселение, служу молебны, панихиду, иногда и литургию. Начал добровольно, но потом получил благословение архиепископа Курского Германа - любое церковное дело надо закреплять благословением священноначалия. Так что теперь, кроме служб и треб, это тоже часть моей работы. Проводим открытые уроки в школах, не только нашей, но и соседних сел. Один открытый урок можно провести почти всюду, но именно от того, как мы его проведем, зависит, пригласят нас туда еще раз или навсегда закроют двери. Также в школах проходят показательные выступления моих ребят-дзюдоистов. Поэтому я не назвал бы свой рабочий день «коротким», а вот ненормированным - назвал бы.
У каждого свой путь, но мне трудно представить, чтобы человек, не приученный трудиться, мог стать хорошим священником. Как правило, таких ребят еще из семинарии исключали. Так что я очень удивлен, что до сих пор жив миф о священниках-бездельниках.
Священники - значит святые?
Для большинства людей священник - человек не от мира сего. Их так и называют многие - «святой отец». Некоторые очень удивляются, когда узнают, что священник поехал в отпуск, строит дачу, любит пиво. Действительно ли священники святее обычных людей?
Отвечает протоиерей Борис ЛЕВШЕНКО , клирик храма святителя Николая в Кузнецах, заведующий кафедрой догматического богословия ПСТГУ:
Слово «святой» имеет несколько значений. Первое - выделенность для особого религиозного употребления или служения: просфора, святая вода, святое дело. Второе значение - борьба с грехом и победа над ним, верность в своих действиях нравственному закону, ненависть ко злу и любовь только к добру. Человеческую святость мы понимаем как близость к Богу. К такой святости призван каждый человек, а не только священник, но реально немногие достигают ее при жизни. И даже когда очевидно, что достигают, как это было очевидно при встречах с отцом Иоанном (Крестьянкиным), отцом Кириллом (Павловым), мы не называем их святыми. Церковь признает людей святыми уже после смерти, иногда вскоре, а иногда и через много веков.
Тем не менее в традиционном католическом обращении «святой отец» есть доля правды (хотя я не люблю, когда ко мне так обращаются). Правда в том, что священник, действительно, выделен из людей, как выделена из хлеба просфора, из которой вынимаются частички на проскомидии. Мы потребляем просфору после литургии или дома натощак, с молитвой и запиваем святой водой. Эта просфора остается хлебом, сохраняет все его физические свойства, но мы все равно называем ее святой. Так и священник выделен из людей, потому что через него другим людям подается Божия благодать. Бог заботится о спасении каждого человека и через кого-то из людей посылает вразумления, наставления и помощь всему человечеству. Но для того, кого Он избирает, такое избрание может оказаться и неудобным. Например, пророк Иезекииль больше года лежал на одном боку, нося беззаконие дома Израилева. (« Ты же ложись на левый бок твой и положи на него беззаконие дома Израилева: по числу дней, в которые будешь лежать на нем, ты будешь нести беззаконие их». Иез. 4,1). Что ж тут удобного? А пророк Иона, чтобы не выполнять Божьего поручения о спасении Ниневии, бросился в противоположную сторону и чуть не утонул. Так и священство дается для спасения человечества, но сам священник остается человеком, и для него как человека священство может стать слишком высокой ответственностью, погубить его. Потому что написано у пророка Иеремии: «Проклят, кто дело Господне делает небрежно» (Иер. 48, 10). Но это вопрос личного спасения конкретного человека, а благодать Божия подается людям через каждого священника. Конечно, именно поэтому он должен жить и вести себя так, чтобы на него люди равнялись: молиться лучше, отдавать всего себя людям. В частности, когда ему совсем неудобно, а его зовут на требу, он должен ехать. И многое другое должен - у него есть долг любви. Но он, повторяю, и в сане остается человеком.
Но всегда ли люди делают то, что должны? Идеал на земле недостижим. Поэтому не надо думать, что каждый священник святой. Полезно ли так думать, я не знаю (об этом знает только Бог), но по законам духовной жизни правильно думать так: все спасутся, а я нет. Это общее правило для всех людей. И выделять сословие (даже священническое) как святое негоже - этим ты как бы снимаешь ответственность с себя: мы, мол, грешники, а эти должны быть святыми. Не «эти», а все должны быть святыми - к этому нас призывает Бог.
По поводу дач, отпусков и житейских привычек: я не монах, поэтому о монахах говорить не буду. Они связаны строгими обетами, в том числе и отказом от всякой собственности. Но женатый священник, как и любой мужчина, должен заботиться о своей семье. Любовь к другим людям за счет родных - это уже не любовь. И в даче выражается любовь священника к своей семье - его дети, независимо от того, есть деньги на путевку или нет, в каникулы имеют возможность жить на свежем воздухе. Как и сам священник - а ему это тоже необходимо для поправки здоровья. Например, известный московский священник - святой праведный Алексий Мечев уезжал на целое лето на дачу и возвращался в Москву только осенью. Мы и в отпуск уходим именно с такой формулировкой - для поправки здоровья. Но отпуск не освобождает священника от молитвы - он и там молится, а часто и служит в местных храмах.
Можно ли священникам купаться?
«Слышал, что священнику неприлично ходить на пляж, купаться, играть в футбол с прихожанами. Действительно ли это воспрещено канонами?»
Отвечает протоиерей Федор БОРОДИН , настоятель храма св. бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке (Москва):
- Купаться в море никому не запрещено, если вы, конечно, не монах или не паломник на Афоне. Священнослужителю часто приходится бывать на пляже, если он отдыхает на курорте с семьей - ведь не одной же матушке следить сразу за несколькими детьми! Но проблема в следующем: в каноническом праве Православной Церкви есть положение, согласно которому священнику нельзя ходить в общественные бани. Этот канон был сформулирован еще в Древней Церкви, когда бани - греческие термы - были местом, где люди не только мылись, но и общались, читали книги и могли провести целый день - термы напоминали скорее гигиеническо-развлекательный комплекс, как сказали бы сейчас. Люди в термах не обнажались до полной наготы, а ходили в простынях, но там одновременно могли быть и мужчины, и женщины, поэтому священнослужителю было запрещено посещать термы. Современный пляж - не римская баня, но едва ли те фрагменты одежд, которые сейчас носят на пляже, целомудреннее римских простыней.
В Священном Писании есть такие слова: «…Не открывай наготы отца твоего» (Лев. 18, 7). Поэтому, если речь идет о священнике, духовном отце, мне кажется, можно ориентироваться на это правило.
Запрета на купание для священника нет, но делать это лучше, когда тебя никто из твоей паствы не видит. Я помню, как в детстве увидел знакомого мне только по богослужению батюшку в «гражданской» одежде - в простых брюках и рубашке с закатанными рукавами, когда тот трудился в мастерской. У меня, тогда слабого, только воцерковляющегося человека, был просто шок. Поэтому мне кажется - это мое личное мнение, - священнослужитель должен ориентироваться даже не на то, что ему позволено, а на то, что полезно пастве. Если священник едет, например, в паломничество со своей паствой, думаю, ему не следует при всех купаться в речке или загорать. Кого-то это может смутить и даже стать препятствием для исповеди. Здесь проявляется то, что называется иерархией отношений, правильно выстроенными отношениями, исключающими панибратство между духовным отцом и духовным сыном. Должна быть какая-то черта, граница, за которую нельзя заходить. И эта дистанция помогает не просто в отношениях с батюшкой, но и через него как пастыря - в отношениях с Богом: известно много случаев, когда возникали трудности, если эта дистанция нарушалась. Вообще панибратское и дерзкое отношение с людьми всегда идет рука об руку с потерей страха Божия.
Мы с нашей воскресной школой часто ходим в походы на байдарках. Эти походы возглавляет священник, который всегда купается отдельно.
А если мирян вдруг столкнулся на пляже со своим духовником и чувствует смущение, он может просто уйти с пляжа на время или потерпеть, никого не осуждая.
В игре в футбол с батюшкой я не вижу никакой крамолы, сам играю в футбол с детьми из воскресной школы. Просто и здесь нужно видеть границы, рамки и не использовать ситуацию спортивной игры со священником для возникновения панибратства.
Благословение по протоколу
Как правильно здороваться со священником? Всегда ли надо просить благословение? Если мы встречаем сразу несколько священников, разных по возрасту и сану, надо ли брать благословение у каждого? Если да, в каком порядке? Бывают ли случаи, когда допустимо не подходить под благословение?
На вопросы церковного этикета отвечает епископ Егорьевский МАРК , заместитель председателя ОВЦС, автор книги «Церковный протокол»:
Не нужно путать благословение и приветствие. Когда вы встречаете священника, можно подойти под благословение, но можно и просто поклониться, и это не будет ни нарушением церковного этикета, ни невежливостью. Если священников несколько, необязательно брать благословение у каждого, достаточно у одного - самого старшего по церковной иерархии. Если среди них архиерей, то благословение берется только у него. И не смущайте священника - не принято, чтобы священники благословляли мирян в присутствии архиерея. Была добрая традиция - перед благословением поклониться архиерею. Она ушла, но некоторые так делают, и это хорошо - люди проявляют уважение к архиерейскому сану. Но вполне допустимо и просто подойти под архиерейское благословение.
Многие понимают благословение как внешний знак, жест, например, осенение крестом. Так принято, но если человек, например, перед паломнической поездкой или перед началом благого дела позвонит своему духовнику и попросит благословение по телефону, этого достаточно. И даже когда он лично подойдет к священнику за благословением на доброе дело, священник может просто напутствовать добрым словом, и это тоже будет благословением.
Если мирянин звонит священнику, уместно попросить благословение, а потом уже начать разговор. Но, например, в прямом эфире радио- или телепередачи это будет лишним. Эфирное время ограниченно, поэтому правильнее, раз повезло дозвониться, задавать вопросы быстро и по существу.
Священник - специалист по жизни?
Есть мнение: какой бы вопрос у тебя ни возник - священник просто обязан на него ответить, иначе какой же он батюшка, какой пастырь. Часто эти вопросы не имеют никакого отношения к Церкви, духовной жизни. Также и благословения просят на разные специальные вопросы: строить ли дом, лечиться ли и как, в какой кружок ходить ребенку? Должен ли священник быть «специалистом по жизни», правильно ли это и возможно ли?
Отвечает протоиерей Игорь ИУДИН , клирик Дивеевского подворья в Нижнем Новгороде:
Обязанность пастыря - вести людей к Богу, и именно поэтому ни в коем случае нельзя их отталкивать, с каким бы вопросом они ни подошли. Выслушай, встань на их точку зрения, помоги разобраться, утешь! Не так давно обратилась ко мне беременная женщина, которой врачи сказали, что возможен выкидыш. Она была в отчаянии, я, как мог, утешил ее, сказал, что часто все заканчивается лучше, чем «грозят» врачи, обещал помолиться и посоветовал ей почаще причащаться. Так она потихонечку стала воцерковляться, благополучно родила мальчика, его тоже регулярно причащает. А изначально пришла не к Богу, не за духовным советом, а за поддержкой. Как же можно такую поддержку не оказать?
Но и миряне, и священники должны понимать разницу между духовными и житейскими вопросами. Некоторые люди придумывают, что их настоятель - прозорливый старец, который знает о жизни все, и без его благословения шагу не ступят. Хорошо попросить благословения на доброе дело, но нельзя перекладывать на священника ответственность, ждать решения вопросов, которые вы должны решить сами. Например, в какой кружок или секцию отдать ребенка? Посоветоваться с батюшкой как с другом, порассуждать вместе можно. Мы же по многим вопросам и с родственниками, и с друзьями, и с соседями советуемся. Но не заставляем их решать за нас. И священник не должен решать такие вопросы, он может только выслушать сомнения, варианты, сказать, как он видит ситуацию, но решение за родителями. Или некоторые сомневаются, какую из двух предлагаемых работ выбрать, менять ли работу. Опять же выслушать сомнения и доводы за и против священник обязан, что-то подсказать может, но решать все равно самому человеку. У каждого из нас есть голова на плечах, разум, сердце, воля, и Господь хочет, чтобы мы потрудились. Правильно - попросить священника помолиться об успехе того или иного начинания, но не ожидать, что он будет жить за тебя. Раз человек ко мне обращается, я обязан его выслушать, поддержать, иногда что-то посоветовать, но даже не как пастырь, а как друг.
Тем более странно, когда спрашивают благословения на лечение. Как я могу, не имея медицинского образования, спорить с врачом? Другое дело, что и врачи бывают разные, и чем серьезнее болезнь, тем важнее найти хорошего врача. Священники и их родственники тоже болеют, возможно, священник поможет найти хорошего специалиста, того же хирурга. Это опять же дружеская помощь. Но сказать - не соглашайся на операцию, будем молиться… Только святые могли так дерзать, а если современный молодой священник им подражает, то это типичное младостарчество. Надо прислушиваться к советам врача, а священника попросить усилить молитву за болящего. Вот если есть несколько вариантов лечения, можно посоветоваться со священником, но опять же только посоветоваться. Принимать за других решение по житейским вопросам неэтично.
Священник должен быть бедным?
«Есть мнение, что батюшке не к лицу иметь хорошую машину, технику, красивые вещи, современно одеваться он тоже не должен. По нему должно быть видно, что живется батюшке нелегко, а если все иначе - это уже неприлично. Ведь кормят-то его прихожане, значит, и «шикует» он на их деньги. И люди готовы осудить такого отца «за сребролюбие». С чем связано такое представление о «бедном священнике» в народе? Что в нем доброго, а что - ложного?»
Отвечает протоиерей Константин ОСТРОВСКИЙ , настоятель Успенского храма города Красногорска Московской области, благочинный церквей Красногорского округа Московской епархии.
Еду я в набитом автобусе, в потертом подряснике, с крестом на груди, портфель тяжелый, и никто мне место не уступит, хотя видят же, что я в годах и батюшка. А в окошко я вижу иностранный автомобиль и в нем молодого священника с коротко подстриженной бородкой. И мне обидно и за наше молодое духовенство, и за нашу молодежь, которая ни старых не уважает, ни стыда и совести не имеет, разъезжая среди нищего народа на иномарках. А обидно мне потому, что я завидую богатым, потому что сам хотел бы ездить на иномарке, только мне ее, во-первых, никто не дарит, а во-вторых, я боюсь людских пересудов. И такое мое духовное устроение очень плохо. А если бы я ехал в автобусе, или на новом мерседесе, или на осле, или пешком шел, молясь Богу в сердце, это было бы очень хорошо. Перед Богом все равно, во что мы одеты, как причесаны, на чем едем и сколько у нас денег в банке. Но у священника есть еще и пастырский долг. Мне все равно, я не привязан к земным благам (не привязан ли?). Но меня окружают немощные люди, они верующие, добрые, но немощные. Есть в них и жертвенность - и зависть, и любовь - и ненависть, и желание добра - и подчиненность злу. Все как у меня. И судя по себе, я думаю, что им тяжко видеть, как их батюшка строит себе коттедж и ездит на дорогой машине. Они соблазняются - они не правы. Но апостол Павел писал: «Если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего» (1 Кор. 8, 13). Поэтому, если у меня есть возможность выбирать, то, пожалуй, лучше не иметь дорогих вещей. (Об этом, кстати, не раз говорил на Епархиальных собраниях г. Москвы покойный Патриарх Алексий II, укоряя священников за дорогие иномарки, даже советуя их продать в пользу своих приходов.) А если без дорогих вещей не обойтись, то будем ими пользоваться, не заботясь об искушениях людей, но укоряя себя. Горе нам, книжникам и фарисеям, лицемерам, что очищаем внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды (перифраз из Мф. 23, 25). Не спасут нас ни роскошь без милосердия, ни нищета без смирения, поэтому простим друг другу.
Вопросы внешнего благочестивого обихода часто волнуют прихожан многих храмов. Как правильно обращаться к священнослужителям, как отличать их друг от друга, что говорить при встрече? Эти, казалось бы, мелочи могут смутить неподготовленного человека, заставить его волноваться. Попробуем разобраться, существует ли разница в понятиях «батюшка», «поп» и «священник»?
Священник — главное действующее лицо любого богослужения
Что означают названия служителей церкви
В церковной среде можно услышать самые разные обращения к служителям храма. Главное действующее лицо любого богослужения - это священник. Это человек, которых находится в алтаре и совершает все чинопоследование службы.
Важно! Быть священником может только мужчина, который прошел специальное обучение и рукоположен правящим архиереем.
Слово «священник» в богослужебном смысле соответствует синониму «иерей». Только рукоположенные иереи имеют право совершать Таинства церкви, согласно определенному чину. В официальных документах православной церкви также употребляется слово «священник» для обозначения того или иного иерея.
Среди мирян и простых прихожан храмов часто можно услышать обращение «батюшка» по отношению к тому или иному иерею. Это обиходное, более простое значение, оно указывает на отношения к прихожанам как к духовным детям.
Если открыть Библию, а именно Деяния или Послания апостолов, то мы увидим, что очень часто к народу они использовали обращение «Дети мои». Еще с Библейский времен любовь апостолов к своим ученикам и уверовавшему народу была сравнима с отцовской любовью. Также и сейчас - прихожане храмов получают наставления от своих священников в духе отцовской любви, поэтому в обиход и вошло такое слово, как «батюшка».
Батюшка — это простонародное обращение к женатому священнику
Чем отличается поп от священника
Что же касается понятия «поп», то в современной церковной практике оно имеет некоторую пренебрежительную и даже оскорбительную окраску. Сейчас попами не принято называть священство, а если и называют, то больше в негативном ключе.
Интересно! В годы советской власти, когда были сильные притеснения церкви, попами называли всех подряд церковнослужителей. Именно тогда это слово приобрело особое негативное значение, сравнимое с врагом народа.
Но еще в середине XVIII века термин «поп» был общеупотребимым и не носил никакого нехорошего смысла. Попами называли в основном только мирских иереев, а не монашествующих. Относят это слово к новогреческому языку, где есть термин «папас». Отсюда пошло и название католического священника «папа». Производным является и термин «попадья» - это жена мирского священника. Особенно часто попами называют пресвитеров среди русской братии на горе Афон.
Для того, чтобы не попасть в неловкое положение, стоит помнить, что сейчас термин «поп» практически вышел из словарного обихода верующих. Обращаясь к священнику, можно сказать «Отец Владимир», или просто «Батюшка». К супруге иерея принято обращаться с приставкой «Матушка».
Для верующего человека не играет особой роли, какими словами он обращается к священнослужителю. Однако традиции и практика церковной жизни вырабатывают определенные формы общения, которые желательно знать.
Каким должен быть настоящий священник
Есть такая наука, которую изучают не один семестр в семинариях, называется «Пастырское богословие», где подробно разбираются все стороны священнического служения. Но порекомендовать нашей сестре, задавшей вопрос, прочитать прекрасную книгу архимандрита Киприана Керна «Пастырское богословие» я не могу, понимаю, что не этого от нас ждут.
Священство существовало и до прихода в мир Христа - в Ветхозаветной Церкви, - и сказать о том, что Новозаветное священство пришло на смену Ветхозаветному и ничего не унаследовало от того священства - было бы неправильно. Потому что Ветхозаветная Церковь приходится матерью нашей Церкви - мы родились в лоне Ветхозаветной Церкви. Действительно, очень многое уже обветшало и устарело, и уже совершенно не нужно и неприемлемо, но, в тоже время, что-то осталось. В Ветхозаветной Церкви совершенно ясно было, что главное дело священника - это храмовое богослужение и жертвоприношение. И это, конечно, остается и сейчас. Священник - это человек, который совершает богослужения в храме и жертвоприношения.
Другое дело, что жертвоприношение стало теперь другим. В ветхозаветной церкви в жертву приносили животных: ягнят, телят, голубиц, были хлебные приношения и т. д. А две тысячи лет назад Иисус Христос принес Себя в живую жертву за всё человечество, за грехи мира. С этого момента главной жертвой, упразднившей все те жертвоприношения, которые были в ветхозаветные времена, для нас стала Жертва Евхаристическая, таинство Тела и Крови Иисуса Христа. Когда мы в память об Иисусе Христе предлагаем Господу хлеб и вино и молимся, и просим, чтобы наитием Святого Духа хлеб и вино стали телом и кровью Христа. И верующие люди, причащаясь, соединяются со Христом самым тесным образом.
Это главное, что происходит в Церкви и священнику вверено совершать это служение перед престолом Божиим. Это первое, и самое главное. Никакой другой человек, который не является носителем священного сана, - какой бы он ни был прекрасный, добрый, талантливый - не может совершать это служение, только рукоположенный священник или епископ.
Второе. Если мы вспомним Евангелие, то Иисус Христос дал своим ученикам-апостолам власть «вязать и решить». Как рассказывает Евангелие от Иоанна, после своего воскресения Он дунул на своих учеников-апостолов и сказал: «Примите Духа Святого. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите - на том останутся». Т. е. прощение грехов (или же не прощение) вверено было апостолам. И мы, священники, по учению Церкви, являемся преемниками апостолов, потому что иерархия Православной Церкви строится на апостольском преемстве. Тот дар, который Господь дал апостолам, через рукоположение передается епископам, и священникам, через рукоположение епископов. Когда человек приходит к Богу просить прощение за те грехи, которые он сделал, он не может это сделать, минуя священника.
- Что значит «вязать и решить»?
Засвидетельствовать, что грех человеку прощен, либо не прощен. «Разрешить» - т. е. отпустить на свободу, а «связать» - наоборот. Поэтому, когда человек приходит и кается в грехах каких-то, то священник может сказать ему либо «прощаются тебе грехи твои», либо - не прощаются. Иногда священник может сказать: «Прости, но тебе еще надо очень много поработать над тем, чтобы подтвердить подлинность своего покаяния". Т. е. священник может наложить епитимию, отлучить от причастия на какое-то время. Есть ведь такие грехи - аборты, страшные какие-нибудь преступления... - когда священник просто не должен человеку сразу сказать «прощаются тебе все грехи твои".
- Значит, священником человек становится не путем акта назначения на должность, и даже не путем образования, а именно путем Таинства рукоположения?
Да, конечно. Священство - это Таинство, это священнодействие, когда таинственным, мистическим образом, через рукоположение епископа и молитву на человека сходит благодать Святого Духа, ему подается Дар - совершать Божественную Литургию, и «вязать и решить».
Иногда задают вопрос: «Зачем нужен священник, чтобы просить у Бога прощения о грехах своих? Не надо мне посредника между Богом и человеком. Я сам, когда меня совесть мучает, помолюсь Богу: «Господи, прости!» и искренне поплачу. Почему я должен идти к какому-то священнику, который может быть в десять раз грешнее меня?» И ответ на этот вопрос очень простой. Это не мы, священники, на себя это взяли - откройте Евангелие и там всё очень четко и ясно сказано. Не священник, конечно, прощает грехи - человек обращается к Богу, - но священнику вверено перед Богом свидетельствовать, что человек кается в своих грехах, и наоборот - засвидетельствовать человеку о том, что грехи его прощены, или же не прощены.
К этим таинствам, исповеди и причастию, подлинный христианин, который действительно старается жить по Евангелию, наиболее часто прибегает. Без этого жить христианскою жизнью невозможно. И невозможно совершение этих таинств без священника.
Третья обязанность священников - пастырство. Это то, о чем сказал Иисус Христос апостолу Петру - «Паси агнцев моих» («паси овец моих»).
У пастырства, на мой взгляд, две стороны. С одной стороны, это руководство церковной общиной. Потому что христиане не должны быть в своем взаимоотношении с Богом каждый сам по себе. Подлинная вера, если она действительно христианская, евангельская вера, она должна объединять людей друг с другом. Есть Вселенская Церковь - она состоит из поместных Церквей, поместные Церкви состоят из епархий, епархии состоят из приходов. А приход - это не всегда получается, но в идеале - это должна быть община верующих. Т. е. это не должно быть так, когда люди приходят в какой-то храм сами по себе, каждый помолился и разошлись. Человек должен приходить в храм, как в семью, к своим братьям и сестрам. Христиан, членов одного прихода или одной общины (если она удалась и создалась), должны связывать гораздо более тесные отношения, чем просто то, что они в одном храме вместе помолились. Они должны жить жизнью друг друга, взаимопроникать в нужды друг друга, помогать, носить тяготы друг друга. Создание, организация и управление такой общиной - это задача священника, задача пастыря.
Это с одной стороны. С другой стороны, в пастырство входит и личная, индивидуальная духовная помощь тем людям, которые приходят к священнику. Потому что на самом деле человек идет к Богу, и священник должен сделать всё, чтобы помочь человеку в этой встрече, чтобы эта встреча состоялась. И помочь человеку так настроить себя, так организовать свою духовную, молитвенную, личную жизнь, чтобы его сердце раскрылось навстречу Богу. Вот это тоже пастырство.
- Богослужения, как известно, бесплатны для прихожан. Пастырство осуществляется платно или бесплатно?
Бесплатно, конечно. Конечно, всегда подразумевалась необходимость, чтобы человек, приходя в Церковь, какую-то свою жертву вносил, но мы не должны в Православной Церкви ставить это непременным условием, это должно быть личным ощущением человека, как его личного долга по отношению к Богу.
- В том числе и крещение? Что люди недовольны тем, что крещение дорого стоит.
Я могу сразу сказать, что мне в этом отношении говорить легко, потому что в нашем храме нет никакихх цен ни на что. Размер пожертвования - дело жертвующего. При этом я всегда добавляю, что если у вас вообще нет возможности пожертвовать, то это не помешает - мы всё равно окрестим, повенчаем, отпоем, помянем и пр.
- Как практически осуществляется пастырство, индивидуальная помощь человеку в его духовной жизни?
Чаще всего начинается всё с того, что человек приходит просто к священнику с какой-то проблемой, за советом. При этом он, возможно, и не совсем понимает, чего он ждет от священника, что он хочет услышать. Когда первый раз человек приходит, я интересуюсь, что вас привело. И ответы бывают самые разные: или кто-то посоветовал из друзей, или давно уже хотел, читал книги, всё думал… В общем, бывает по-разному. Человек приходит, а вот дальше уже начинается взаимная работа троих. Прежде всего - Бога, затем - священника, как работника Божия, и самого этого человека. И если священник со своей стороны, и человек со своей стороны, стремятся к тому, чтобы, сделав этот шаг навстречу Богу, человек не остановился, не развернулся и не ушел назад, а чтобы он сделал следующий шаг, то тогда бывает и второй, и третий, и четвертый шаг, и в конце концов на каком-то этапе человек вливается в церковную жизнь органично. Ну а дальше работа идет уже в основном во время исповеди.
- Как происходит общение прихожанина и священника?
Я считаю, что первое, что должен здесь делать священник, - это выслушать человека и дать ему высказаться, постараться его понять и помолиться о нем, конечно. А дальше уже всё зависит от того, с чем пришел человек и какие у него вопросы. Существуют разные подходы к духовному руководству. На мой взгляд, очень важно, чтобы священник никогда не забывал о свободе человека и об ответственности за свои решения, которые человек должен нести сам.
Иногда мне говорят о том, что какой-то батюшка требует беспрекословного послушания, благословляет делать то, что человек делать не собирался, чуть ли не самым жестким образом ставит условие, что «если ты этого не сделаешь, то и забудь дорогу в наш храм» и т. д. Такие случаи бывают, и они представляются мне совершенно неправильными. Об этом негативном явлении - о младостарчестве - говорили уже многие. И покойный патриарх Алексей II специально по этому поводу выступал. Священник не должен брать на себя роль старца, священник должен помочь человеку самому принять то или иное решение, молитвенно поддержать его.
Для себя я определил некий принцип, который условно называю методом "Демона Сократа". Слово «демон» нас всех смущает, для нас «демон» со знаком минус, но в греческой мифологии под демоном подразумевался просто дух, без какого-либо наполнения положительным или отрицательным смыслом. Так вот Сократ говорит о том, что с юных лет он чувствует присутствие рядом с собой некоего духа, которого он назвал демоном (в хорошем смысле этого слова). И который ему подсказывает, в каких-то трудных жизненных ситуациях дает ему различные указания. Но вот что интересно: никогда не было, чтобы этот его как бы «внутренний голос» сказал ему что нужно делать. Но он всегда говорил о том, чего ему не надо делать. Поэтому если я что-то делаю и он молчит, ничего не говорит, то я делаю. Но если он мне говорит, что «этого не делай», «туда не ходи» или еще что-то - то для меня это предупреждение.
- Если оно вызывает сомнение?
Да, если вызывает сомнение. Я думаю, что когда с духовником сложились очень тесные и добрые отношения, то не лишним бывает, когда человек просто берет благословение на то, что, как им представляется, сомнений не вызывает. Ничего плохого в этом нет. Но, в любом случае, священник иногда может сказать веское «нет», «этого не делай». Поэтому, когда ко мне приходят люди, рассказывают ситуацию, а дальше задают вопрос «а как мне поступать в этой ситуации? что мне делать?» - я никогда не говорю сразу, а задаю вопрос: «а вы как думаете?». - «А я не знаю». Ну, раз вы не знаете, значит, вы хотите, чтобы я за вас принял решение? Так легче, конечно - «не знаю, что делать, пойду к священнику. Как он скажет, так я и сделаю». Это неправильно. Не знаете - подумайте, а я помолюсь о том, чтобы Господь помог принять вам решение. А когда вы решение примете, вы не сразу его выполняйте, а всё-таки придите и скажите, что вы решили. Потому что, бывает, сразу видишь, что человек хочет делать явно греховное и во вред. И тогда ему говоришь, что не надо этого делать, будет плохо. А иногда не видишь этого.
Т. е. руководство должно сводиться чаще не к указаниям о том, что делать, а наоборот - чего делать не надо. И конечно, там, где священник навязывает человеку свою волю, выдавая ее за волю Божию, - это сигнал тревоги.
Вот монастырь - другое дело. Обет послушания, который дается при монашеском постриге, предполагает, что монах отказывается от собственной воли и полностью вверяет себя своему духовному начальству - старцу или своему духовному руководителю в монастыре, и он должен уже выполнять всё, что ему скажут. Но это монах. Мы-то имеем дело с мирянами. И здесь такое беспрекословное послушание, на мой взгляд, не только не нужно, а просто даже вредно. Оно воспитывает «духовных калек» в конечном итоге.
Про наказания и соцобеспечение
Что делать со священником, который не соответствует стандартам священника?
Ответ простой. Возьмите любой номер журнала «Московские Епархиальные Ведомости», где публикуются указы правящего архиерея. И почти в каждом номере среди этих указов, есть такое: «Указом таким-то запретить священнослужение такого-то за поведение, несоответствующее сану священника…» И часто конкретно говорится, за что.
Священники лишаются возможности служить, когда обнаруживается, что их поведение, их образ жизни не соответствует тому, что должно быть у священника. Есть институт Церковного суда. В каждом случае, когда становится известно, что священник совершил какой-то поступок, несовместимый с его служением, он изучается внимательно, происходит нечто вроде расследования - выясняется, насколько это соответствует действительности, иногда комиссия назначается. Приезжают, выясняют, расспрашивают, беседуют и со священниками, и с теми людьми, которые при этом присутствовали. И если это всё подтверждается, то такой священник бывает наказан.
И, в отличие от ситуации с чиновниками, когда с одного места снимают, а на другое место назначают, если священнику запретили в служении, то он уже нигде не может служить?
Наказания бывают разные. Иногда как раз одним из видов наказаний является перевод священника на другое место. Самое большое наказание - это запрещение в священнослужении. Больше этого - лишение священного сана. Такие случаи бывают, но это уже Собор решает. Потому что всё-таки это необратимое уже. А так - запрещение в священнослужении или перевод. Какой перевод? Вот, например, я настоятель храма. Если выясняется, что я делал что-то соблазняющее людей, вредящее Церкви, меня могут перевести в какой-нибудь храм, где я уже не буду настоятелем, а где буду в подчинении у другого, более опытного священника, где я буду под его контролем, буду ему подчинен, и который будет меня перевоспитывать.
- Если запретили в служении - это может обратный ход иметь?
Обычно, когда запрещают, говорят, на какой срок запрещен священник. Всё зависит от того, как себя ведет священник в то время, когда он находится под запретом. Потому что есть разные варианты. Одному запретили - и всё, он пошел заниматься мирской деятельностью. Как правило, такие уже редко возвращаются. А есть - я знаю таких священников, - которые глубоко переживают то, что с ними случилось, искренне раскаиваются, всё равно остаются при Церкви, но служат уже либо псаломщиками, либо алтарниками, либо ведут воскресную школу, либо в хоре поют. Т. е. они остаются в Церкви, но не совершают священнодействий Потому что они уже не имеют права совершать их. И терпеливо ждут, пока священноначалие не посчитает, что человек достаточно наказан и может вернуться к служению.
- Значит, если у кого-то есть какие-то серьезные претензии к какому-то священнику, то надо писать местному архиерею?
В общем-то, да…
Знаете, я вот говорю, что надо писать архиерею, и в то же время думаю: что же я говорю такое… Потому что на всех на нас уже столько понаписано, и архиерею столько приходится читать… Потому что есть на самом деле обоснованные недовольства, жалобы, но гораздо чаще бывает иначе. Всюду есть люди недовольные. У хорошего священника всегда будут те, кто им недоволен - хотя бы тем, что епитимию наложил (задело), или с какой-то точкой зрения не согласен. Очень много в церкви бывает таких людей, которые книжек начитались и, как им кажется, лучше священника знают, как правильно звонить, как надо правильно заканчивать Литургию. Иногда и действительно «нет дыма без огня», и священник где-то допустил ошибку и слабость, но это могут «раздуть» несоответственно проступку. Поэтому очень много идет жалоб на священников, и большая их часть бывает творчеством людей недобросовестных.
- А больше таких жалоб пишут церковные люди или не церковные?
Церковные. Для внецерковных - что мы есть, что нас нет.
- Как же справляется архиерей с таким количеством пустой информации?
Для этого существуют благочинные. Каждый священник находится в каком-то конкретном благочинии. Благочинные как раз и отвечают за благочинное служение, поведение того духовенства, которое находится в благочинии. Он должен разобраться, выяснить, насколько это соответствует действительности. Затем благочинный уже отвечает архиерею, действительно ли этот факт имел место, или же что факт не подтвердился, что это клевета. Тут вот бедным благочинным очень тяжело приходится, потому что такая ответственность огромная, но они должны выяснить и довести до сведения архиерея, насколько обоснована та или иная жалоба.
- Есть ли внутри Церкви система социальной защиты или «на всё воля и милость Божия»? Ведь если священник выходит на пенсию, или семья остается без отца, система господдержки оказывает помощь?
Сейчас, после перестройки, у нас точно такая же система соцобеспечения, как и у всех работников. Священник на общих основаниях платит налоги в пенсионный фонд и на общих основаниях получает пенсию.
Но я бы к этому добавил, что у нас всё-таки государственные пенсии маленькие. В нашем благочинии (но я думаю, что это не только у нас, но во многих других благочиниях) существует еще такая форма соцобеспечения, что каждый приход вносит раз в квартал некую сумму денег. И эту сумму денег мы распределяем, прежде всего, вдовам священников. Ведь священники, чаще всего, многодетные. И если священник умер, то жена часто остается со многими детьми. Поэтому вдовы всех священников нашего благочиния получают некое пособие, «вскладчину» как бы от всех священников.
Личная жизнь священнослужителей всегда была тайной за семью печатями для мирян. А им всегда хотелось знать: сколько раз батюшкам можно вступать в брак и по каким критериям они выбирают себе жену?
Корреспондент «Комсомольской правды в Украине» побеседовал с протоиереем Вадимом Шапраном, благочинным Чудновского района Житомирской области.
ВЫБОР НУЖНО СДЕЛАТЬ ДО 30 ЛЕТ
— Правда ли, что православный священнослужитель может жениться только один раз в жизни?
— Если у католиков целибат (то есть безбрачие) — явление обязательное, то у православных это, скорее, редкое исключение из правил. Ведь священники — обычные люди, которые постоянно находятся среди прихожан, общаются, в том числе и с молодыми женщинами. Чтобы оградить их от искушения, церковь благословила брак. Это было закреплено на Первом Никейском Вселенском соборе еще в 325 году. Священнослужитель должен для себя решить: либо избрать монашеский путь, либо жениться. Но сделать это он должен до 30 лет — к этому возрасту, по существующим церковным канонам, принимают сан. То есть времени вполне достаточно. Сначала нужно создать семью, то есть малую церковь, а затем уже приниматься за создание своего прихода…
— Какими обязательными качествами должна обладать претендентка на руку и сердце?
— Прежде всего девушка должна быть православной и обязательно девицей. И для священника, вступающего в брак, эта женщина должна быть первой и единственной в жизни. Понятно, что женщина с ребенком, разводная либо вдова не может стать женой священника. А что касается профессии, то здесь каких-либо четких ограничений не существует. Претендентка не должна быть стриптизершей, торговать водкой и сигаретами… Проще говоря, невеста никак не должна компрометировать будущего мужа.
В старинных церковных правилах оговаривалось, что невеста священника не должна быть актрисой, однако в те далекие времена профессия актрисы приравнивалась к проституции. Сейчас профессия актера весьма уважаема, поэтому такого запрета не существует.
— Кто по специальности матушки ваших знакомых священников?
— Среди них есть врач, медсестра, учитель, повар… Моя жена — юрист. Некоторые матушки работают по специальности, но в основном занимаются воспитанием детей и ведут домашнее хозяйство, поскольку семьи священников, как правило, многодетные.
ЖЕНИТЬСЯ ПОВТОРНО ЗАПРЕЩЕНО
— А если матушка, скажем, не оправдала надежд и ведет себя недостойно, как должен поступить священник? Может ли расторгнуть неудавшийся брак и жениться вторично?
— Священник должен уметь справиться со своей женой. А если матушка ему изменяет, то он с ней однозначно не должен жить как с женой. Хотя и выгонять из дому недостойную не обязательно. Для священника не существует понятия расторжения брака и тем более вторичного бракосочетания. Ни при каких обстоятельствах священник не может повторно жениться. Даже если его жена умирает. Во времена Древней Руси овдовевший священник был обязан уйти в монастырь. Сейчас вопрос так жестко не ставится, однако священник на всю оставшуюся жизнь остается один.
— А если такой одинокий священник вдруг по-настоящему полюбит женщину, как ему быть?
— В таком случае придется выбирать: либо служение Богу, либо новая семья. Если выбирает второй брак, то лишается священного сана. Недавно один монах оставил монашество, женился и переквалифицировался на работника банковской сферы…
— Бытует мнение, что лучшая жена для священника — девушка из семьи священнослужителя…
— В дореволюционной России были своего рода поставщики невест для священников — епархиальные женские училища (епархиалки), где учились дочери священнослужителей. Чаще всего они действительно становились матушками. Но сейчас таких традиций не существует. Я глубоко убежден, что крепким будет только брак по любви.
— Где же можно встретить подходящую кандидатуру? Среди своей паствы во время службы?
— Я, например, встретил свою будущую невесту на свадьбе у общих друзей. Ситуации в жизни бывают самые разные.
МАШИНА, ИНТЕРНЕТ, БРЮКИ — ПОЖАЛУЙСТА
— В какой одежде должна ходить матушка? Обязательно носить длинное платье и платок?
— Платок — это, конечно, неплохо. Но матушка вовсе не обязана быть «серой мышкой». Главное — не одежда, а внутренний мир человека, его духовность, отношение к жизни и окружающим. Хочу отметить, что современная матушка — это женщина, которая может занимать активную жизненную позицию, водить машину, работать в светском учреждении, пользоваться Интернетом и так далее.
— Но какие-то сложности испытывает обычная мирская девушка, выйдя замуж за священника?
— Она приобретает публичность, которую далеко не все переносят спокойно. Например, когда матушка приходит на церковную службу в приход своего мужа, ей вряд ли удастся спокойно помолиться и уйти. На нее сразу устремляются взоры прихожан. Люди начинают живо обсуждать: в чем она одета, какая прическа, обувь, как выглядят ее дети. Подходят, начинают о чем-то спрашивать, что-то рассказывать, о чем-то просить. Поэтому если семья священника живет в крупном городе, а приход находится где-то в районе, матушки предпочитают посещать церковь именно в городе, где их мало кто знает. Так спокойнее и комфортнее. То же касается и совместного отдыха. Например, мы с женой можем спокойно отдыхать только на море или в малолюдном месте.
Еще такой немаловажный нюанс: в любой момент священника могут направить в другой приход, в другой город или село. Причем на новом месте, возможно, придется начинать практически с нуля, поскольку жилье отнюдь не гарантируется. Поэтому многие священники предпочитают жить в областном центре и ездить оттуда в свои приходы. Объективные трудности вызывают и ненормированный рабочий день священнослужителя, отсутствие совместных выходных… Да и небогато живут семьи большинства священников. Разве что в очень крупных городах. Если в городских соборах и церквях священники получают зарплату, то в сельских приходах их главный доход — средства прихожан, которые люди дают священнику в качестве благодарности за крещение, венчание, отпевание и тому подобное.
— Как проводите досуг? Посещение ночных клубов и дискотек исключено?
— В такие места не ходит ни один нормальный христианин, не говоря уже о священнослужителях. Священник с женой могут ходить на театральные спектакли, посмотреть в кинотеатре хороший фильм. Есть рестораны, где по вечерам звучит фортепиано. При наличии средств было бы интересно провести там вечер и послушать хорошую музыку. Иными словами, наша жизнь не сильно отличается от жизни обычного христианина, но мы несем большую ответственность за каждое сказанное слово, каждый сделанный шаг и поступок.
КАЖДЫЙ СВЯЩЕННИК ДОЛЖЕН СТРЕМИТЬСЯ
К ДУХОВНЫМ ВЕРШИНАМ
Десять лет назад, 14 января 2001 года, митрополит Ташкентский и Среднеазиатский Владимир рукоположил диакона Сергия Стаценко во священники. На Пасху 2009 года отец Сергий стал протоиереем. Сегодня батюшка - проректор Ташкентской Духовной семинарии по учебной части, руководитель Просветительского отдела и Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества, ведущий еженедельных Встреч с духовным наследием… И это далеко не полный список его административных послушаний.
В беседе с нашим корреспондентом юбиляр рассказал о своем пути в Церковь, о священнических буднях и о многом другом.
– Вы из верующей семьи?
– Верующей семья была номинально. Вера была скорее антикоммунистическая. Правда, дед всегда молился, был достаточно строгим. Меня собирались крестить, родственники. Но за разговорами все благие намерения обрывались, когда доходило до дела.
– В Вашем роду были священнослужители?
– Сложно сказать. Семейное предание говорит, что по отцовской линии кто-то был священником. По материнской линии вроде бы тоже были священники, но они не являются прямыми предками. И поскольку, ни имени, ни сана, ни места, где они служили, мы не знаем, похоже, что я все-таки первый священнослужитель в семье.
Я родился в семье служащих. С раннего возраста жил без отца. Тогда по несходству характеров было модно разводиться.
Семья была очень дружной. У бабушки с дедушкой по маминой линии было восемь детей. Все жили в одном доме. Конечно, со временем, все разъехались, но дом продолжал оставаться родовым гнездышком.
– Говорят, Вы крестились довольно поздно?
– Крещение произошло в 1986 году, когда мне было 12 лет. Таинство совершилось через три дня после смерти бабушки. Помню, после ее отпевания я остался в храме и подошел к работницам, с просьбой окрестить. Меня крестили бесплатно, даже крестик дали. Крестным стал священник, крестивший меня – ныне уже покойный отец Алексий Буланушкин. Тогда же я прошел через первое Причастие.
– То есть церковная жизнь началась после Крещения?
– Нет. После причастия на следующую ночь у меня загадочным образом исчез нательный крестик. Обыскал все, но его нигде не было. А нашелся он на том же самом месте через восемь лет. Это был своего рода признаком того, что действительным верующим я не стал. К вере я пришел позднее.
В период перестройки я искал какие-то формы духовности. Нашел их… в оккультизме, вызывал духов. Хоть увлечение и не было серьезным, но оно подвело меня. В то время я увлекался техникой и электроникой. Едва ли не дошел до разработки собственных схем. Именно поэтому я решил связать свою жизнь с конструированием. «Духи» предсказали мне, что я поеду в Москву, и с великими почестями поступлю в Бауманку (Московский Государственный технический университет имени Баумана, дипломы которого котируются в любом государстве мира). Естественно, что я не стал готовиться, надеясь на помощь духов. И более чем естественно, что я провалил вступительные экзамены. Эта ситуация меня здорово отрезвила.
Уже после возвращения из Москвы (мне тогда исполнилось 17 лет), я узнал, что при Свято-Никольском кафедральном соборе Душанбе есть казачья община. Куда же еще идти казаку? Кстати, кровей во мне намешано, по всей видимости, много. Безусловно, и тюркская кровь есть, хотя самоощущение стопроцентное, что я русский.
Атаман сказал сразу – если вы пришли сюда, значит, сначала решаем вопросы духа, затем вопросы тела. Мы стояли в храме во время богослужений, после чего собирались при церкви, где помимо текущих вопросов, занимались изучением Библии.
Приблизительно через три месяца такая обстановка переделала меня кардинальным образом. Я стал верующим. Причем думаю, что меня глубоко преобразила именно церковная благодать. Вера помогла мне избавиться от всех прежних негативных увлечений. Кстати, я никогда не увлекался не курением, ни питием.
Возглавляя молодежный сектор казачьей общины, я получал задания от атамана – в основном оказывать помощь церкви – красить, белить. Когда началась гражданская война, неглавным образом мы стали охранять священников, устроились сторожами в церковь. Благодаря этому, отец Стефан Бочаров (ныне служит в Андижане) ввел нас в алтарь на Пасху 1993 года. С тех пор началась моя «служебная карьера».
Порывать с миром я не хотел. До вступления в алтарники, поступил в Таджикский государственный университет на факультет радиофизики и электроники. Война где-то на полгода оборвала учебу, но потом я все же окончил вуз. Кстати, строгого пригляда за нами не было – я являлся старостой группы, поэтому мог спокойно взять журнал и на две недели… исчезнуть. Тогда я спокойно нес послушания в храме – на Страстной и Светлой седмицах. Нашего куратора убили во время войны, должность так и не была замещена, поэтому неофициальным порядком ее возложили на меня. Говорили, что ответственный, правда, потом, правда, долго ругались. Но учеба закончилось миром и «обоюдным удовольствием». Предлагали даже преподавание, но были другие планы…
– Когда же Вы успели отслужить в армии?
– С мамой и братом мы перебрались из Таджикистана в Тюменскую область, в город Ноябрьск. Но я прожил там лишь полтора года. Когда в 1990 году в Таджикистане начались волнения, я приехал туда с геройским позывом – защищать своих родных и близких. Кончилось тем, что я остался, а все родные разъехались. Это произошло до поступления в университет.
Еще во время учебы я поставил себе задачу, по окончании вуза – стать офицером. Военную кафедру у нас взорвали, и я не мог получить звание, когда обучался в университете. Поэтому пошел в армию добровольцем, решив завести семью и одновременно служить в войсках.
Меня, как человека с высшим образованием, после «учебки» взяли в штаб одной из войсковых пограничных учебных частей. В «строевом» отделе я занимался ведением личных дел. Там освоил делопроизводство.
Но в армии не сложилось. Психологически я там не прижился – начались конфликты со старшим начальством, я надорвал здоровье, переживая, что оставил Церковь. Возможно, была гордыня, а возможно вмешивалась и доля сложившихся обстоятельств. До армии я был старшим пономарем в соборе, младшие к моему уходу еще не были обучены. Каждый выходной день я рвался в увольнительную. В храм. Потом отрабатывал по полной программе: всю неделю почти не спал (максимум 3-4 часа в день), работал.
Я дал обет – если выйду из таких передряг с нормальной совестью и здравым рассудком, то буду поступать в Ташкентскую Духовную семинарию. На поступление меня уговаривали многие, даже наш владыка – митрополит Владимир – когда приезжал в Таджикистан с архипастырской поездкой. Но я игнорировал призывы. Конечно, это были прелесть и гордыня. Я решил, что меня надо слишком долго уговаривать, но в то же время надеялся, что эти уговоры будут продолжаться.
После описанных испытаний я положился на волю Божию…
– Значит, сразу после армии – в семинарию?
Из армии я вышел с определенными навыками. Армия дала крепость веры. Там я увидел как молитвы, вознесенные в экстремальных ситуациях, были явно слышаны Богом. Господь не просто не медлил с исполнением просимого, чтобы испытать, а исполнял все сразу, причем весьма неожиданным образом.
Когда в 1998 году пограничные войска собирались выводить, я демобилизовался. Но из-за дембеля, приходящегося на осень, я не успел поступить в Семинарию в первый набор. Пришлось ждать год. Поступил же в 1999 году.
Меня и моего хорошего товарища, Петра Чахлова, «сосватали» перейти сразу на второй курс. Но обучаясь там, мы одновременно сдавали экзамены и за первый.
– Говорят, что семинарская система ломает личность. Оттуда выходят вовсе не теми людьми, которые поступали. Изменила ли семинария Вас?
– Я бы не сказал, что семинария ломает.
В армии меня приучили главному принципу – «не тупить». То есть не лениться, не отлынивать от работы. Семинария же по сравнению с армией – благостный цветник. Годы обучения в ТДС до сих пор ассоциируются у меня с постоянно радостным и приподнятым настроением. Тем более в семинарии пришло буквально физическое ощущение того, что приближаешься к служению Богу.
Конечно, были периоды не лучшего настроения, но скорее всего от переутомления. Что отнюдь не портит впечатления о семинарии.
– Поступая в семинарию, Вы хотели стать священником?
– Мечтание о том, что будут уговаривать стать священником – прелесть.
О желании священства владыка впервые спросил на собеседовании перед поступлением. Заблаговременно нас, абитуриентов, уже проинструктировал один из преподавателей семинарии диакон Владимир Максудов – раз вы сюда пришли, значит, вы хотите стать священниками, иначе, зачем сюда поступать. И я сказал владыке, что хочу.
Второй раз спроса уже не было. Я женился 22 октября 2000 года. Когда приехал из «медового» отпуска из Таджикистана, отец Владимир Максудов будничным тоном, где даже не было намека на возможность несогласия или обсуждения, предупредил – «через неделю у тебя хиротония, готовься».
Правда, диаконская хиротония состоялась немного позднее. Митрополит Владимир рукоположил меня 17 декабря 2000 года. А 14 января 2001 года я стал священником. На протяжении всей учебы в Семинарии я не выискивал каких-то сверхъестественных знамений, для меня было ясно, что воля Божия познается по обстоятельствам и словам нашего архипастыря.
– Вы окончили и Московскую Духовную академию. Зачем она священнику? Ведь знания те же, что в семинарии.
– Сравнение такое: семинария – вуз, академия – аспирантура. Мне академия дала не только массу новых знаний, но и их переосмысление на более высоком уровне. И это несмотря на то, что мы занимались по учебникам 60-х годов прошлого столетия, где многие представления о действительности и Церкви подвергались умолчанию или звучали в «старорежимном» духе. В Академии я стал глубже понимать замыслы Христа, Евангелие открылось совершенно в новом свете. Академия в моей жизни – это и романтика общения с мыслящими людьми, и ощущение святости христианства…
– Вы проходили сорокоуст вместе с известным сценаристом и режиссером Иваном Охлобыстиным…
– Да. На Рождество его рукоположили в диаконы. Через неделю состоялось мое рукоположение во священники.
– Как Вы считаете, почему он «сломался»? Почему сейчас он в запрете?
– Священник – не самостоятельная личность, а избранное лицо, которое может нести определенные полномочия. На епископе сконцентрирована благодать апостольская, он имеет право совершать все таинства, священник же может совершать таинства, если епископ дает ему эти полномочия. Запрет – не лишение сана, а изъятие полномочий. Сейчас отец Иоанн заявляет – когда кончился актерский контракт, он хочет вновь перейти в священство.
Вообще, у священников присутствует момент внутреннего выгорания. Когда Охлобыстин ушел за штат нашей епархии, он не мог «пристроиться» в Москве. Ведь миф, о том, что священники получают очень много и «жируют» не находит своего подтверждения. Когда отец Иоанн уехал из Ташкента, у него было уже четверо детей. При мизерной зарплате он не мог их прокормить… Поэтому сначала жил за счет благодетелей, потом начал писать сценарии, затем по благословению почившего Патриарха Алексия II начал сниматься в фильмах. Дальше, по всей видимости, втянулся. Пустить по миру детей он не смог.
Для меня отец Иоанн – друг, светлая личность и очень добрый человек. А его матушка – образец материнского подвига в современности.
– За десять лет Вам не хотелось сложить с себя священнические полномочия?
– Меня утомляла нагрузка. Но сказать, что хотел уходить из священства – нет.
– В чем сложность священства?
– У меня возникали мысли, что я слишком мелок как личность, для того чтобы нести священническое служение. Поэтому возникали комплексы в общении с людьми, иногда доходившие до стрессов. Боялся, что посоветую не то, что было бы полезным, что поведу людей не в ту сторону. Многие прихожане походили, просили быть духовником. Я отказывал. Может быть, к их разочарованию и сожалению, а может быть - к озлобленности. Для меня всегда актуальны слова апостола Матфея «…если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Матф.15:14).
Самая главная сложность священства в том, что не каждый человек, и особенно я, может жить в той святости, которую, например, описывал святитель Иоанн Златоуст. Каждый священник должен духовно карабкаться вверх. Для обычного человека это естественно. Для священника – тяжело. Потому что надо не только духовно карабкаться, но и вести за собой паству. Бывает, что священник «выползает», а паства остается без внимания. Или же священник увлекается паствой, и оба падают.
Спасение и духовное совершенство возможно. Но важен тонкий баланс, позволяющий одновременно и заниматься собой, и не обделять вниманием пасомых. Или, по крайней мере, если не вести их за собой, то правильно указывать дорогу к Богу.
– Говорят, что Вы и редактором газеты успели побывать…
– Во время войны мы познакомились с великолепным человеком – подполковником Алескендером Рамазановым. Мы его звали на русский лад – Александром Энверовичем – и ему нравилось. Более патриотичного человека я не видел. Он работал в «Красной звезде», прошел Афганистан и создал уникальнейшую военную газету 201-ой дивизии «Солдат России».
К нему меня привел мой друг, побывавший когда-то у баптистов Николай Шрамко, проявивший себя как хороший работник типографии, а впоследствии и как профессиональный журналист.
Нам предложили создать газету-приложение к «Солдату России», носящую церковный характер. Газету мы назвали «За други своя». Выражение – часть из цитаты апостола Иоанна Богослова «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Иоан.15:13). Редактором стал Коля Шрамко. Я же занимался соредактированием. Когда Коля уезжал, редакторскую работу я брал на себя.
В газете появились мои первые письменные работы. Причем, помню, свой первый материал я писал про ангелов, и один абзац выписывал 5-6 часов. Весь текст дался легко, а концовка почему-то нет. Затем появились журналистские навыки, ушел страх.
«Солдат России», ну и наше приложение, на тот момент восполнили духовно-информационную нишу для русскоязычного населения в плане аналитики и даже развлекательных материалов, не теряя своего лица. Газета раскупалась в киосках быстрее всех иных изданий.
После моего переезда в Ташкент, «Солдат России» в том же формате больше не выходила. Сейчас газета из серьезного издания превратилась в боевой листок, где прописываются правила тушения пожаров, техника безопасности – и только…
– На Вас столько послушаний: и Просветительский отдел, и преподавание в семинарии, и ведение «Встреч с духовным наследием»… Не хотелось ли Вам быть священником где-нибудь на маленьком приходе, и заниматься только богослужебной деятельностью?
– Безусловно, на маленьком приходе проще в плане загруженности. Но тяжело в плане саморазвития. Свято-Успенский кафедральный собор – центр, здесь идет бурление мысли, интеллектуальная работа. Административное и географическое положение обязывает к тому, что он не может стоять вдали от общественных проблем.
Если бы я сразу оказался на периферии, я бы «закис» интеллектуально. Но временами все же хочется уйти в маленький храм.
– Встречи с духовным наследием (ВДН) существуют без малого десять лет. Расскажите об этом.
– В 2001 году проект был создан с участием отца Георгия Палехова (ныне – игумен Григорий), возглавлявший в то время Просветительский отдел. ВДН стали совместным «детищем» церкви и активистов Русского культурного центра.
Встречи были масштабные – выступления творческих коллективов, беседы с людьми, маленький фуршет. Но организация требовала больших финансовых затрат. Поэтому на какое-то время мероприятие прекратились.
В 2002 году отец Григорий реанимировал ВДН и основным ведущим поставил меня. Тогда его как раз определили быть наместником мужского монастыря в Чирчике.
Встречи сначала проходили раз в месяц, но в 2005 году владыка благословил проводить их еженедельно.
Со временем вечерам подключился отец Алексий Назаров в замечательном дуэте с режиссером-постановщиком Государственного академического большого театра имени Алишера Навои Андреем Евсеевичем Слонимом. Они создали свой проект в том же формате, где говорят о культуре и искусстве. Сейчас на базе этого проекта у них появился свой отдел – «Сретение».
– Вас не смущает то, что на подобные встречи приходит мало молодых людей, а основная аудитория – те, кому за сорок?
Смущает. Но молодежь – контингент, требующий предельно развлекательного оформления своего посещения подобных мероприятий. Сейчас у нас появилась молодежная творческая студия «Пятый элемент» под руководством преподавателя Семинарии Олега Кокина. Молодежь начинает приходить на его концерты и постановки.
– Не считаете, что люди приходят на эти мероприятия только «потусоваться»?
– Что в этом плохого? Людям нужно активное общение. Раньше Церковь была более востребованной в качестве не только источника благодати, но была при этом культурным центром, когда не было ни газет, ни развлекательных мероприятий помимо театров.
Церковь была мощным культурным средством сплочения нации, например, в Византии или древней Руси. Люди собирались в храм, стояли на богослужении, получали духовный заряд. Затем общались, могли решать свои проблемы. Если соблюдался общинный принцип жизни, то церковь становилась вторым домом.
Апостольскую общинность необходимо возрождать. И почему бы благородное слово «община» не перевести на сленг и не назвать «тусовкой». Пусть будет «тусовкой», но во имя Господа.
– Как еще можно привлечь молодежь в храм?
– Молодежь – проблемная часть церкви. Ее можно разделить на тех, кто ведом и тех, кто ведет. Религиозно одаренные молодые люди идут в Церковь. Пассивно религиозная молодежь могла бы придти в храм, но молодые люди – ведущие, еще сами не определились в своих поисках. Поэтому происходит разрыв между ведомыми и ведущими.
Нужно, чтобы молодежь не пугалась некого нравоучения в форме запретов, исходящего со стороны Церкви. Я считаю, что должна быть некая буферная организация между молодежью и Церковью, чтобы последнюю не опускать до уровня низменных молодежных интересов.
Буферные проекты должны служить мостиком для воцерковления молодых. Считаю, что этим успешно занимается творческая студия «Пятый элемент» и многочисленные ответвления Воскресной школы при Свято-Успенском кафедральном соборе. Например, спортивно-оздоровительный клуб отца Олега Ганженко сплотил молодежные группы. А преподаватель церковного пения Елена Владимировна Никитина приглашала людей на чаепития, где обсуждались насущные темы с христианской подоплекой.
Считаю, что Воскресные школы изжили себя в той форме, которая была бы похожа на церковно-приходские школы. Молодежи не требуется прививать какую-то грамотность. Духовные знания можно получить в короткие сроки. Было бы желание.
Молодые люди должны быть не просто пассивным наблюдательным элементом, они должны высказываться, самовыражаться, быть активно задействованными во многих начинаниях, особенно социального характера – ездить в детские дома, помогать старикам, вести волонтерскую социальную работу.
– Совсем недавно митрополит Владимир исключил из состава Просветительского отдела епархии Комиссию по делам молодежи, преобразовав ее в Отдел по делам молодежи. Чем он будет заниматься?
– Для нас образец – деятельность Синодального отдела по делам молодежи. Естественно, что деятельность нового отдела будет проводиться в первую очередь по принципу благовестия, но в рамках закона Республики Узбекистан. Внешняя миссия, относящаяся к иноверцам не для нас. Мы будем стараться воцерковлять тех, кто считает себя православными. По крайней мере, позиционировать православие в молодежной среде, таким, какое оно есть. И не в виде череды мрачных запретов и не в стереотипах «старушечьей религии». Будем стараться раскрыть православие во всей красоте и делать это молодежным языком.
– Изменилось ли что-то за десять лет в среднеазиатском православии?
– Многое. И главное, на мой взгляд, воцерковленные люди стали выбираться из какой-то мертвой обрядности. Они стали живо воспринимать Церковь. Видно, что многие начинают думать, а не просто заходить в храм, ставить свечи, поститься, отчитывать положенное правило, тем самым считая, что исполнили долг. Люди стали задумываться о сути веры. Люди стали больше думать о себе, о том какова их роль в отношении с Богом. Они стали понимать, что они не какие-то винтики, а главные действующие лица в собственном спасении. Ведь обряд – только внешняя форма, отражение внутреннего состояния.
Судя по опыту исповеди, раньше для людей церковь выражалась в патриотичности, монархичности и борьбе с ИНН, в худших проявлениях этих понятий. Были и националисты, были «царебожники» и те, кто призывал отказываться паспортов и магазинных продуктов. Хорошо, что в нашей епархии сумели заглушить даже ростки этого. Считаю, что помогла именно работа священников, большинство из которых у нас достаточно образовано.
Кстати, раньше я воспринимал нашего владыку консерватором, который позволял вести работу в рамках «древнего благочестия» – по типу того, «что было установлено отцами, в том духе и действуй». Сейчас я понимаю, что был не прав. Владыка - очень прогрессивная личность, позволяет делать очень многое, поддерживает все благие начинания. Если перегибаешь палку, либо начинание может кончиться чем-то негативным, то владыка в меру своего опыта и духовной и житейской мудрости, корректно и не болезненно для нас, все это пресекает. Потом оказывается, что он был прав.
– Всем известно, что в Екатеринбургской епархии ввели обязательно оглашение перед принятием таинства крещения. Какие-то епархии уже присоединились к такому решению. А чем знаменита наша епархия?
– Ташкентская и Среднеазиатская епархия находится в Средней Азии, по сути дела в мусульманской среде. Мы дружим с мусульманами, причем на всех уровнях. Такого, вернее в таких масштабах, нигде нет. Мы не занимаемся переманиванием из одной религии в другую, не занимаемся обличением, стараемся помогать друг другу, приучая к этому и свою паству.
Еще наша епархия гораздо сильнее интегрируется в современное общество - как в общественные движения, например Русский культурный центр, так и на уровне государства. Мы является почетными гостями во всех значимых мероприятиях, проводимых государственном уровне. Причем не просто гостями, а активными гостями, высказывающими свою точку зрения и демонстрирующими свою позицию.
Не думаю, что подобное есть в других епархиях. Там есть конечно разовые акции по взаимодействию с обществом, дружба с губернаторами… Но все это делается на уровне высшего духовенства. Храмы как жили обособленно, так живут. Максимум - идет спонсорская помощь. У нас же попросту нельзя остаться в стороне от общественной жизни.
– В своих публикациях Вы неоднократно затрагиваете вопросы сект в условиях Средней Азии. Почему Вы выбрали такую тему?
– Лучшая форма противодействия сектантам – профилактика. Мы предупреждаем людей, что иногда из сект невозможно выйти. Материалы основаны на фактах, либо на зрелых размышлениях.
В РПЦ идет неофициальная но очень острая борьба позиций, выраженных мнениями и научными работами известных сектоведов – Александра Дворкина и Романа Коня. Последний ратует за то, чтобы секты не называть сектами, а называть древним словом «ересь», подходить сугубо научно, изучать их богословие и на этой основе обличать их. Но я сторонник линии Дворкина. Он говорит, что дела неплодной тьмы (Еф.5:11) нужно обличать на конкретных фактах. Ведь дерево познается по плодам. Нужно говорить о том, что делают сектанты и к чему это приводит. В лучшем случае –эмоциональная, психологическая и даже органическая привязка к секте. В худшем – люди не могут уйти из сект даже при большом желании, становясь добровольными «рабами человеков» (1Кор.7:23). Хотя рабами мы должны быть только по отношению к Богу.
– Все же Ваша основная тема просветительская. Что Вы хотите донести благодаря ей?
– В настоящее время традиционные конфессии, в том числе и православие, столкнулись с кризисом внутренней жизни. Подавляющее большинство людей не являются активными прихожанами, не живут церковной жизнью. И более того, у нас до сих пор нет четкого определения церковной жизни, мы знаем точно – это не только Евхаристия. Это великое Таинство – лишь половина жизни, другая – активная позиция. То есть человек должен не просто принимать Христа, вносить Его в свою жизнь, но и проповедовать Благую Весть Спасителя на все окружающее пространство. В первую очередь, это выражается в любви к близким, причем любви деятельной, которая выражается и в миротворчестве и в помощи нуждающимся и страдающим, в активной социальной позиции. Тогда можно сказать, что человек действительно живет и спасается.
После многих лет атеистических гонений мы столкнулись с главной проблемой – возникла необходимости христианизации собственных прихожан, без оглядок на стороны. Те, кто ближе к нам по родству, по культуре, по крещению в конце-концов, должны в первую очередь стать чадами Церкви. Мы должны заняться своей семьей, а не кидаться в чужие. Нужно навести порядок у себя, чтобы уважали «внешние» – заняться не прозелитизмом, а внутренней миссией. Иногда ее называют катехизацией. Такая миссия - главная основа деятельности Просветительского отдела.
– При ТДС действует Катехизаторское отделение для девушек. Что-то не очень помогают выпускницы в катехизаторской работе…
– Цыплят по осени считают. Большинство выпускниц вышло замуж за семинаристов, которые недавно стали священниками. Они только должны себя проявить. Думаю, Катехизаторское отделение еще «выстрелит». По крайней мере, матушки не будут приложением к батюшке и пассивным балластом на приходе. Матушка будет активной, просветительской частью общины. Многие девушки преподают в Воскресных школах у себя на приходах. Я не знаю ни одной выпускницы, которая бы дистанцировалась от Церкви. Все при храме и занимаются тем, чему их научили здесь.
– Давайте поговорим и о Вашей матушке. Как вы познакомились?
– История буднично-романтичная. Я преподавал в Воскресной школе в Душанбе. Обычно молодой преподаватель – объект влюбленности для девушек-подростков, то же самое было и с Аленой. Но я не обращал внимания на свою будущую супругу, был увлечен другой. А она не дождалась меня из армии…
Когда я обратил внимание на будущую жену, ее отец – мой друг – священник Николай Голуб сказал, что дочка вроде подумывает об уходе из мира (после выяснилось, что из-за меня). И я решил забыть о ней. Но вскоре, к моей радости, ее мысли повернулись сторону семейной жизни.
Сейчас у нас трое детей – сын и две дочки.
– Хотели бы Вы, чтобы сын пошел по Вашим стопам и стал священником?
– Я не против, но хочу, чтобы его путь был похож на мой – пусть сначала получит светское образование, устоится в жизни, и принимает сан годам к тридцати. За это время он созреет.
– Для чего священнику светское образование?
– Время переждать страстную молодость, определиться в своем выборе, чтобы страсти и молодая невоздержанность не проявлялись в служении. Плюс образование дает более полное познание мира.
Проблема современных семинаристов в том, что они не оформились ни в жизни, ни в принципах. Как следствие – человек не готов понимать жизнь как таковую. Если семинарист станет ревностным священником, он может не понять, что, например, больная прихожанка не может держать пост. И не может бить столько поклонов как все. Такие священники, слепо следуя канонам и мертвящей букве закона, могут привести прихожан к расстройству здоровья и к гибели – духовной и даже физической.
– Как Вы воспитываете детей?
– Стараюсь прийти к апостольской практике. Ребенок должен воспринять веру в полном сознании. Без этого невозможно ни понять, ни полюбить Спасителя. Пока же я выбрал тактику пробуждения интереса к вере – ненавязчиво беседую с ними на библейские темы. Если говорить о домашнем правиле, то вместе с нами они в лучшем случае стоят только на вступительных молитвах. Потом мы их «выгоняем». Я понимаю, что может быть сейчас им интересно подражать взрослым, но потом такое подражание может наскучить, а впоследствии стать просто отвратительным. Молитвы перед едой или после дети читают у нас в обязательном порядке, но с «экспромтным» допущением – они могут прочитать и «Отче наш», а могут попросить «Господи благослови нашу пищу», а затем также и поблагодарить.
У нас есть своя форма запрета. Например, если та же пища вредит здоровью, то больше определенного количества тех же конфет они не съедят. Поститься дети начинают с нами, но если видим, что им тяжело, то добавляем в продукты калорий. И самое главное, смотрим – если для них пост в тягость, если потом он будет вспоминаться как какой-то мрачный запрет, который не давал жить полноценной детской жизнью, то лучше детям дать поблажки. Тогда в юности или зрелости, то есть когда входят в полный сознательный возраст, они сами придут к этому с удовольствием.
С православием мои дети должны соприкоснуться тогда, когда работает сознание, а не когда меркнет впечатление о вере вместе с впечатлениями детскими. С позиций «Не навреди», я не хочу отдавать детей в Воскресную школу, которой руковожу. Серьезно опасаюсь, что детей, зная, что они мои, просто испортят «сюсюканьем» и поблажками – чрезмерное внимание и вседозволенность детям противопоказаны, если мы хотим вырастить не самодовольных эгоистов, а благодарных чад.
Беседу вела Надежда ИСАЕВА
